Девятую симфонию Шнитке мы воспринимаем как предсмертное сочинение великого композитора, невольно формируя своё впечатление заранее и пытаясь услышать, как симфония пишет себя сама и звучит из другого измерения. Исполнилось 75 лет со дня рождения Альфреда Шнитке — одного из последних великих композиторов ХХ века. Среди десятка новых записей его музыки, выпущенных за этот год, особенного внимания заслуживают два исполнения последней, Девятой симфонии в реконструкции Александра Раскатова.

Одновременно на лейбле BIS впервые под одной обложкой вышло полное собрание симфоний Шнитке, включая студенческую Нулевую. Появление этих записей лишь первый шаг к постижению его Девятой симфонии — тайны, которая, возможно, никогда не будет открыта

Две реконструкции

Шнитке, несомненно, наследник Густава Малера, первого выдающегося симфониста ХХ столетия, с горечью писавшего: «Я трижды лишён родины: как чех — среди австрийцев, как австриец — среди немцев, как еврей — во всём мире».

Шнитке, чьё творчество замыкает музыку целого века, и малеровскую традицию в том числе, также мучился всю жизнь поиском родины. «Реальность поместила меня, не имеющего ни капли русской крови, но говорящего и мыслящего по-русски, жить здесь. Я стал ощущать двойную чужеродность — как полунемец и как полуеврей».

Ещё одна важная параллель между Малером и Шнитке — их отношения с роковой цифрой 9. Как известно, Малер боялся приступать к Девятой симфонии, зная, что дальше Девятых не продвинулись ни Бетховен, ни Брукнер; закончив Восьмую и перейдя к следующей, Малер дал ей вместо номера название «Песнь о Земле», отодвинув пугающую цифру.

И всё же последним его законченным опусом стала Симфония № 9 — смерть прервала работу над Десятой. Известно несколько её исполнительских версий, но многие дирижёры не признают ни одной из них, считая возможным исполнять лишь две части, законченные Малером.

Никогда не утихнут споры и о подлинности ныне выпущенной версии Девятой симфонии Шнитке. Её пытались реконструировать Геннадий Рождественский, чью версию не одобрил автор, и Александр Раскатов, чья работа авторизована вдовой композитора Ириной Шнитке.

Любопытно, насколько не похожи друг на друга эти редакции. Если вернуться к Десятой симфонии Малера, то различия в её версиях — например, Дерика Кука или Рудольфа Баршая — могли быть важны для тех, кто работал над этими редакциями, но едва различимы на слух. Между двумя попытками реконструкции Девятой симфонии Шнитке нет почти ничего общего.

Рукопись, законченную тяжелобольным автором, первым реконструировал Геннадий Рождественский; опираясь на своё знание стиля Шнитке, он творчески воссоздал фрагменты, которые не смог расшифровать.

По этому поводу маэстро писал: «В начале 1997 года в Гамбурге я познакомился с рукописью Девятой симфонии Альфреда Шнитке. Она представляла собой полностью законченную партитуру трёхчастного сочинения. В рукописи не было никаких временных пробелов, пропущенных тактов, предложенных вариантов... Однако считать симфонию законченной, то есть готовой к исполнению, было невозможно из-за крайне неразборчивого авторского почерка — последствия тяжелейшего заболевания, приведшего, в частности, к потере речи и нарушению движений. Партитура нуждалась в расшифровке. Взявшись за эту работу, я поставил перед собой цель, не ограничиваясь чисто техническими проблемами, воссоздать авторский замысел... максимально войти в «русло стиля» композитора, пользуясь «коллажированием» в самом широком смысле слова и многоплановым цитированием (музыки Моцарта, обобщённых интонаций советского массового мелоса, стилистических «оглядок» на столь любимого Шнитке Брукнера), «высвечиванием» характерных для композитора тембров (флексатон, электрогитара и др.)».

Эту редакцию сыграли 19 июня 1998 года в Большом зале консерватории, Шнитке её не одобрил и потребовал отменить дальнейшие исполнения. Позже вдова композитора передала партитуру Николаю Корндорфу, а затем — Александру Раскатову, работавшему над её реконструкцией несколько лет.

Трактовка Раскатова

Ирина Шнитке не делала тайны ни из своего отношения к редакции Рождественского, ни из больших ожиданий от работы Раскатова. В интервью автору этих строк пять лет назад она говорила:

Среди нескольких десятков произведений Шнитке мы выбрали те, что наиболее ярко представляют основные жанры его творчества: музыка для театра, музыка для кино, concertо grossо, симфония, хоровая музыка, инструментальный концерт, опера. Кто-то предпочтёт Реквиему Хоровой концерт, а Альтовому концерту — Виолончельный. Однако каждое из названных сочинений — идеальное начало для чтения соответствующих страниц наследия композитора…

— Я хочу услышать то, что было написано моим мужем, а не то, что к этому привязал кто бы то ни было. Поэтому я отдала партитуру Николаю Корндорфу, и он часть её расшифровал, но потом случилось несчастье: он внезапно умер. Сейчас партитура у другого композитора, которому я вполне доверяю. Это трудная работа, многое написано очень неразборчиво. Не знаю, как скоро это будет готово, но надеюсь, что будет.

Тогда, в год 70-летия Шнитке, Ирина Фёдоровна комментировала эту ситуацию не раз . Тем удивительнее, что летом 2007 года в телепередаче «Камертон» вдова композитора вновь рассказала об истории сочинения, придав ей оттенок сенсационности: причиной последнего инсульта Шнитке могло стать прослушивание редакции Рождественского.

Содержание передачи было подробно пересказано и журналом «Огонёк»: «Только что была переписана история отечественной классической музыки ХХ века», — писал автор, излагая историю, происшедшую девятью годами ранее и не являвшуюся секретом.

Между тем ни Ирина Шнитке, ни «Огонёк» не сказали ни слова о том, что ровно в те же летние дни, 16 июня 2007 года, Девятая симфония в новой редакции Раскатова наконец прозвучала впервые и вскоре была записана.

Ирина Фёдоровна считает, что Раскатову удалась полная реконструкция рукописи. К ней присоединяется и Александр Ивашкин — автор-составитель знаменитой книги «Беседы с Альфредом Шнитке», друг композитора, летописец и исследователь его творчества:

— Редакция Раскатова, по-моему, к воле автора очень близка — это практически то, что написал Альфред. Я взял оригинальную партитуру, которая очень трудно читаема, точнее, копию автографа и с нею в руках прослушал раскатовскую версию. И мог следить вполне... Мне кажется, это замечательная, почти авторская версия — настолько, насколько можно её расшифровать.

В свою очередь, Деннис Расселл Дэвис, дирижировавший премьерой, рассказывал: «В буквальном смысле закончить симфонию невозможно. Но Раскатов сделал всё, что мог. Это не вполне сочинение Шнитке, а скорее комментарий к партитуре и к его жизни в целом».

После эпохи Рождественского

Если допустить, что маэстро Дэвис прав, то на подобный комментарий к музыке и жизни Шнитке, безусловно, имел право и Рождественский. Шнитке написал для Рождественского около сорока сочинений и считал дирижёра центральной фигурой среди своих исполнителей. Работа Рождественского над Девятой симфонией заслуживает как минимум интереса и уважения.

Другое дело, что поздние сочинения Шнитке (в том числе впервые исполненная Рождественским Восьмая симфония) весьма далеки от того звукового мира, который воссоздал маэстро в своей версии Девятой.

Её любительская запись, доступная в интернете , звучит убедительно на протяжении первых пяти минут, после которых музыка перемещается во времена Первой симфонии (1974) и затем в мир музыки Шнитке 1980-х.

Возникают нехарактерные для позднего Шнитке вторжения иных стилей, звучат марши, вальсы, цитата из балета «Пер Гюнт»... Звонит колокол, несколько аккордов берёт гитарист, импровизирует на саксофоне Алексей Козлов, оркестр играет нечто «под Шостаковича»...

На то, что автор эту редакцию не авторизовал, возразить нечего. И всё же она как важнейший факт нашей музыкальной истории заслуживала бы издания, хотя скорее под именем Геннадия Рождественского, чем под именем Альфреда Шнитке.

15 декабря 2008 года, пока готовилась к изданию запись редакции Раскатова, премьера его версии состоялась и в Москве; событие незаурядное, особенно в год десятилетия со дня смерти композитора.

Здесь высокому искусству требовалась раскрутка по всем законам шоу-бизнеса: «Впервые в России! Последняя симфония последнего гения ХХ века! Новая редакция!» — именно так, со всей рекламной навязчивостью.

У Юрия Башмета были все основания поведать городу и миру: именно он продирижирует столь важной премьерой. Однако ни накануне, ни во время концерта никто не объяснил, чем так важно это исполнение, и событием оно не стало.

Вялый оркестр «Новая Россия» играл перед скучающим залом, пришедшим «на Башмета»; ни музыку Шнитке, ни работу Раскатова оценить было невозможно.

Теперь реконструкция Раскатова записана на CD уже дважды, в интернете можно найти и третье исполнение, и Александр Ивашкин считает его особенно удачным.

На пороге иного мира

Возможность чистого эксперимента — послушать сочинение, не зная его истории — практически исключена, а жаль. Трудно комментировать музыку, написанную на пороге мира иного, причём на пути «туда», а не «оттуда», как произошло с финалом Первого виолончельного концерта, который Шнитке считал подарком судьбы после первого инсульта.

Девятую симфонию мы ещё будем долго воспринимать как предсмертное сочинение великого композитора, невольно формируя своё впечатление заранее и пытаясь услышать, как симфония пишет себя сама и звучит из другого измерения.

Скорее всего, уже не узнаем, насколько близка к замыслу Шнитке редакция Раскатова; среди авторитетных московских композиторов и педагогов есть те, кто считает результат несравнимым с другими сочинениями Шнитке этого периода.

И если оперы «Джезуальдо» и «История доктора Иоганна Фауста» (обе закончены в 1994 году) продолжают лучшие традиции сценических произведений Шнитке, в том числе таких, как «Жизнь с идиотом» (1990—1991), то по сравнению с тремя его симфониями, написанными в 1990-е, Девятая звучит в известной мере чужеродно.

Исполнительские редакции последней симфонии Малера, основанные на авторских эскизах, не оставляют сомнений в том, что основная часть материала написана всё же Малером.

Какая часть доступной ныне редакции последней симфонии Шнитке принадлежит ему, сказать трудно, как трудно и не думать об этом: почерк композитора то неузнаваем, то узнаваем настолько, что может показаться следствием имитации. Остаётся склонить голову перед ушедшим в вечность мастером и вспомнить слова Арнольда Шёнберга:

«Как видно, Девятая — это некий рубеж. Кто хочет перешагнуть его, должен уйти. Наверное, Десятая возвестила бы нам нечто такое, чего нам не дано знать, для чего мы ещё не созрели. Создавшие Девятую подходят слишком близко к потустороннему. Быть может, загадки этого мира были бы разгаданы, если бы один из тех, кому ведом ответ, написал бы Десятую. А так не должно быть. <...> Сущность гения в том и состоит, что он — будущее... Гений светит нам впереди, а мы силимся идти за ним! Но достаточны ли, в самом деле, наши усилия? Не слишком ли мы привязаны к сегодняшнему дню? Мы будем идти следом, потому что это наш долг. Хотим мы этого или нет. Ибо нас тянет туда. <...> Лишь настолько Малер имел право выдать нам тайну будущего; когда он захотел сказать больше, его отозвали прочь... Но мы, мы должны ещё бороться, ибо Десятая и поныне не возвещена нам».