В продолжение прокофьевской темы приятно сообщить, что в серии ЖЗЛ только что вышла книга И. Вишневецкого о С. С. Прокофьеве. (В продаже я книгу видел вчера в магазине Молодая гвардия на Б. Полянке.) Написание новой биографии великого русского композитора, с использованием ранее не доступных для широкого круга исследователей материалов (в т.ч. Дневников ), было дело актуальным. Насколько удачной оказалась попытка, я пока сказать не могу. Во всяком случае, книга представляется достаточно фундаментальным трудом (составляет 700 страниц).

Некоторое представление о стиле книги можно составить по нескольким первым главам, опубликованным в Интернете около года назад. Тогла же было опубликовано и интеврью с автором в журнале Частный корреспондент . Очень жаль, что в печатный вариант книги - скорее всего, по издательски-коммерческим соображениям - совершенно не вошёл аппарат построчных ссылок на источники, присутствующий в интернет-публикации.

Интересно, что автор - разумеется, совсем не перегружая этим основной текст - изредка вплетает в повествование общие рассуждения, которые могут очень не понравиться некоторым представителям нашего современного образованного слоя (и которые бы ждали от биографии Прокофьева прежде всего всевозможной клюквы на тему Прокофьев и Сталин , обильно развешенной, например, в недавно вышедшем на телеканале Звезда фильме К. Игнатова о Прокофьеве):

Смецкой принадлежал к тому типу несентиментальных, но щедрых русских, на которых и держится любое дело в нашей стране. Для таких людей успех их собственного предприятия, рост их богатства или признания – никогда не причина для личного самоутверждения, но повод разделить успех и радость с другими, поспособствовать росту общего благосостояния. «Критически мыслящая» интеллигенция никогда не жаловала такой тип. Где же борьба с неизбежными уродствами и несовершенствами жизни? То, что уродства и несовершенства могут преодолеваться через упорный, ответственный, созидательный труд, а не через одни лишь требования к другим поменять устройство жизни сверху донизу, что в этом мире мы сами ответственны за наши беды или благо, «критически мыслящим» в голову не приходит. Люди навроде Смецкого помнили и о достоинстве каждого из тех, кто вкладывал в общее созидательное дело свои умения и знания. Прокофьев чувствовал неодолимое влечение к подобному типу. Таков был его отец, превративший худое село в процветающее. Таким будет его названный отец в музыкальном театре Дягилев, создавший без копейки государственной поддержки частную антрепризу, сделавшую для славы России больше, чем все императорские театры, вместе взятые. Те же черты – привычка начинать с себя самого и, не ожидая помощи извне, создавать самому себе и окружающим приемлемые условия, – были присущи и Прокофьеву. (из второй главы, с. 68-69).

Или, например, такой пассаж, в главе об опере Война и мир :
А сейчас, спросим сами себя, как повела бы себя русская элита, возникни смертельная угроза стране? Да почему собственно как бы ? Россия вот уже около пятнадцати лет стоит перед возрастающим натиском извне, более серьёзным, чем в 1812 или 1941 годах, а вокруг неё сжимается удушающая хватка глобальной империи - исторически последнего шанса тяжело больной западноевропейской цивилизации, который ей дан в лице североамериканских учеников; и как же ведёт себя нынешний русский образованный класс? Он всё-таки расколот и в некоторой части уже сдался на милость цивилизаторов и сторонников общечеловеческих ценностей , не веря в то, что бороться за отечество имеет смысл. Но слушать нынешних курагиных и беннингсенов недопустимо: это беззастенчивые эгоисты и карьеристы в вольном или невольном услужении у тех, кто в лучшем случае держит их за полезных идиотов. В другой своей части вместе с измученным столетием экспериментирования населением образованные слои начинают видеть неуничтожимые основания национального бытия. Не просто видеть - уже возвращаться к ним. Главная схватка, впрочем, ещё впереди. Если правы Трубецкой, Толстой и Прокофьев, то течение её и исход легко предугадать.

Так, значит, Прокофьев создал в Войне и мире своего рода апологию России? Ещё за сто лет до Прокофьева, в 1844 году в открытом письме к редактору немецкой Всеобщей газеты Фёдор Тютчев, как и наш герой, проживший немало лет за пределами отечества и не имевший особенных иллюзий ни относительно цивилизованного мира, ни относительно способности образованных русских толкать самих себя к краю пропасти, восклицал: Апология России!.. Боже мой, эту задачу взял на себя превосходящий всех нас мастер, который, как мне кажется, выполнял её до сих пор с достаточной славой. Истинный защитник России - история, в течение трёх столетий разрешавшая в её пользу все тяжбы, в которые русский народ раз за разом ввергал всё это время свои таинственные судьбы... Трудно что-то прибавить к этим мудрым словам.